Life is magic
За последнее время уже от нескольких людей слышу по поводу той или иной песни: она такая, словно я слышал ее уже много раз, и навевает детские воспоминания. Большинство самых любимых всеми песен не может похвастаться вычурными мелодиями. Они просты, и эта простота берет за душу, уводит в мир собственных переживаний. Кажется, как это никто раньше не мог написать такую песню, ведь мелодия просто в воздухе витала. Только протяни руку и поймай за хвост.
Это похоже на историю, расказанную Нилом Гейманом в "Задверье".
Маркиз поглубже засунул руки в карманы пальто, а потом вдруг улыбнулся, как кошка, которой только что доверили ключи от приюта для своевольных, но упитанных канареек.
— Поговаривают, — протянул он лениво, точно попросту убивал время, — будто наставник Мерлина Блэз однажды сочинил хороводный мотивчик настолько завлекательный, что выманивал монеты из кармана любого, кто бы его ни услышал.
Лир прищурился.
— Такая мелодия стоила бы дороже расписания, — недоверчиво сказал он. — Если бы ты действительно ее знал.
Маркиз мастерски разыграл удивление человека, которого только что осенило: “Ну надо же, и правда дороже!”, а потом великодушно сказал:
— Тогда, полагаю, ты оказался бы у меня в долгу, не так ли?
Музыкант неохотно кивнул, потом порылся по карманам и достал из заднего сложенный во много раз клочок бумаги, который поднял повыше, показывая маркизу.
Маркиз потянулся за листком, но Лир поспешно отдернул руку.
— Дай мне сначала услышать песенку, старый плут, — сказал он. — И лучше бы ей быть настоящей.
Маркиз вздернул бровь. Его рука на мгновение метнулась во внутренний карман пальто, потом появилась снова со свистулькой и маленьким прозрачным шариком. Поглядев в шарик, он протянул “М-м-м”, что означало: “Ах вот как это играется”, и снова убрал свой оракул. Размяв немного пальцы, он поднес свистульку к губам и начал играть. Странная, бесшабашная у него вышла мелодия, которая скакала, взмывала и кружилась. Ричарду почудилось, будто ему снова тринадцать лет и в большую перемену он слушает маленький радиоприемник приятеля, слушает Лучшую Двадцатку в том возрасте, когда поп-музыка значит столько, сколько может значить только для подростка: в ней было все, что ему когда-либо хотелось слышать в песне…
(с) Нил Гейман "Задверье"
Это похоже на историю, расказанную Нилом Гейманом в "Задверье".
Маркиз поглубже засунул руки в карманы пальто, а потом вдруг улыбнулся, как кошка, которой только что доверили ключи от приюта для своевольных, но упитанных канареек.
— Поговаривают, — протянул он лениво, точно попросту убивал время, — будто наставник Мерлина Блэз однажды сочинил хороводный мотивчик настолько завлекательный, что выманивал монеты из кармана любого, кто бы его ни услышал.
Лир прищурился.
— Такая мелодия стоила бы дороже расписания, — недоверчиво сказал он. — Если бы ты действительно ее знал.
Маркиз мастерски разыграл удивление человека, которого только что осенило: “Ну надо же, и правда дороже!”, а потом великодушно сказал:
— Тогда, полагаю, ты оказался бы у меня в долгу, не так ли?
Музыкант неохотно кивнул, потом порылся по карманам и достал из заднего сложенный во много раз клочок бумаги, который поднял повыше, показывая маркизу.
Маркиз потянулся за листком, но Лир поспешно отдернул руку.
— Дай мне сначала услышать песенку, старый плут, — сказал он. — И лучше бы ей быть настоящей.
Маркиз вздернул бровь. Его рука на мгновение метнулась во внутренний карман пальто, потом появилась снова со свистулькой и маленьким прозрачным шариком. Поглядев в шарик, он протянул “М-м-м”, что означало: “Ах вот как это играется”, и снова убрал свой оракул. Размяв немного пальцы, он поднес свистульку к губам и начал играть. Странная, бесшабашная у него вышла мелодия, которая скакала, взмывала и кружилась. Ричарду почудилось, будто ему снова тринадцать лет и в большую перемену он слушает маленький радиоприемник приятеля, слушает Лучшую Двадцатку в том возрасте, когда поп-музыка значит столько, сколько может значить только для подростка: в ней было все, что ему когда-либо хотелось слышать в песне…
(с) Нил Гейман "Задверье"