Life is magic
Письмо
Автор: Renee Manley
Перевод: Black Moon
Примечание: в подарок Дикте, которая любит викторианскую эпоху.))
читать дальшеПисьмо было адресовано некому «Э» и подписано неким «П». Качество бумаги – плотной, цвета слоновой кости, явно приобретенной у лучшего поставщика почтовых принадлежностей – впечатляло. Черные строчки с великолепными завитушками, точки с нажимом, строгая красота и ровность букв ясно указывали, что автором письма был мужчина. Целеустремленное и непоколебимое, как в эстетике, так и в содержании, письмо не оставляло ни тени сомнения в душевном состоянии отправителя в момент написания послания.
Он был, очевидно, пьян от страсти. В этом были уверены все. Каждая строка просто истекала сильным желанием к «Э», выражавшимся не только в нетерпеливых фразах («Когда же я увижу тебя снова?»), но также и в отвратительно непристойных («я чувствую, как у меня встает, когда я думаю о твоем вкусе, твоем запахе, твоем теле, тающем как воск, под моими пальцами»).
Дамы были в понятном шоке. Но они были также в шоке от восторга. Стены гостиной Уитли-Холла сотрясались от периодических взрывов смеха молодых женщин, столпившихся около мисс Танниклифф, которая сидела с видом королевы при дворе. Ее лицо залила краска, однако она продолжала читать письмо низким и дрожащим голосом. Время от времени она останавливалась в середине предложения и прижимала палец к губам в тщетной попытке успокоить свою аудиторию, не обращавшую на нее никакого внимания.
- Этот человек ужасен! – смеялась одна гостья.
- Он преступник!
- Негодяй! Его должны арестовать!
В действительности ни одна из дам не желала этого. Каждая из них наслаждалась пламенными посланиями от поклонников, но вся их вместе взятая страсть не пылала столь ярко, как то, чем они упивались сейчас. Письма от безумно влюбленных джентльменов, которые поочередно ознаменовывали головокружительный роман или бездну отчаяния (на которые способны, конечно, только «настоящие любовники»), были постыдно скучны по сравнению с дерзкими декларациями, каким-то образом попавшими в руки мисс Танниклифф. Откровенность, безудержность, надменность и особенно сила авторских выражений загипнотизировала их и удерживала в состоянии греховного и благоговейного страха.
- Эта «Э», кем бы она ни была, должна постыдиться себя!
- Искренне надеюсь, что это не ты, Элиза!
- Или ты, Эстер!
Бедные Элизабет и Эстер (а также одна юная леди по имени Эжени) были вынуждены защищать свою честь, хотя втайне каждая задавалась вопросом, каково это быть объектом столь сильных чувств. Однако всё было лишь безобидной шуткой, и они воспринимали «возмущенные» обвинения своих подруг с большой долей юмора, смеясь наряду с ними.
Шум внезапно стих, когда в дверь постучали, и младший брат мисс Танниклифф просунул свою голову в дверной проем. Стоявшие дамы быстро выпрямились и притворились, что стряхивают пыль с платьев. Сидевшие уставились в потолок, изображая возникший интерес к панелям из слоновой кости. Некоторые смотрели на свои туфли, другие рассматривали ногти.
- Что, милый? – спросила мисс Танниклифф со снисходительной улыбкой, всегда предназначавшейся ее брату.
- Мама жалуется на шум.
- Конечно, - она моргнула, в то время как ее брат заколебался. – Что-то еще?
- Нет, ничего.
Он нервно и неловко улыбнулся ей и, опустив голову, исчез за дверью.
Мгновение в полной тишине дамы смотрели на дверь, прежде чем повернуться к друг другу.
- Он такой милашка, твой брат, - заметила рыжеволосая леди в веснушках. – Осмелюсь сказать, он весьма выгодная партия.
- Именно так, хотя должна сказать, что лишь кто-то с таким же спокойным темпераментом, как у него, мог бы составить ему пару. Не могу себе представить, как бы он пережил роман с леди, которая, ну, ничем не лучше дикого зверя.
Мисс Таннеклифф помахала письмом в подтверждении своих слов. С ней согласились. По гостиной прокатилась волна всеобщего одобрения робкого молодого человека. Затем все вернулись к своему занятию, заставив мисс Таннеклифф прочесть до конца скандальное письмо под звуки «возмущенного» хихиканья.
Двое молодых людей шли по залу, унося ноги, как можно дальше от гостиной. Их желанием было исчезнуть в другой стране, если возможно, но этот план был слишком радикален, и они не были к нему готовы. Они перешептывались, низко опустив головы, чтобы лучше скрыть пунцовый румянец, окрасивший их щеки.
- Не думаю, что нам удастся вернуть письмо, - сказал Эдмунд Танниклифф. – Джейн, вероятно, решила, что оно - ее новая игрушка.
- Проклятье, - прошипел Пол. Он вздохнул, плечи его поникли. – Слава Богу, я не написал наши имена полностью.
- Да, слава Богу, - ответил Эдмунд. – Не могу поверить, что моя сестра и ее подруги читают…
- Знаю, прости меня. Я написал его сразу же после твоего ухода той ночью. Я был все еще – возбужден.
- Ты не виноват. Не понимаю, как я оставил его на скамейке в саду.
Было еще кое-что, за что Эдмунд был благодарен – бал в тот вечер, когда он получил письмо, присутствие нескольких гостей, сделавших загадкой идентификацию «Э». Его благодарность также включала осторожного наемного посыльного, знавшего кому следует доставить письмо, несмотря на анонимность адресата, хотя он – в момент замешательства, вызванного возбуждением, которое породило в нем письмо Пола – имел глупость оставить письмо, поторопившись в свою спальню, чтобы снять напряжение.
Он с трудом представлял, что его сестра и ее подруги сейчас говорят о том, каково это быть привязанным к кровати Пола – или скорее П. – шейным платком после хорошей порки. Эдмунд слегка закашлялся. Это был один лучших моментов, которые он когда-либо переживал в спальне Пола. В конце концов, он всегда был падок на экзотику.
Автор: Renee Manley
Перевод: Black Moon
Примечание: в подарок Дикте, которая любит викторианскую эпоху.))
читать дальшеПисьмо было адресовано некому «Э» и подписано неким «П». Качество бумаги – плотной, цвета слоновой кости, явно приобретенной у лучшего поставщика почтовых принадлежностей – впечатляло. Черные строчки с великолепными завитушками, точки с нажимом, строгая красота и ровность букв ясно указывали, что автором письма был мужчина. Целеустремленное и непоколебимое, как в эстетике, так и в содержании, письмо не оставляло ни тени сомнения в душевном состоянии отправителя в момент написания послания.
Он был, очевидно, пьян от страсти. В этом были уверены все. Каждая строка просто истекала сильным желанием к «Э», выражавшимся не только в нетерпеливых фразах («Когда же я увижу тебя снова?»), но также и в отвратительно непристойных («я чувствую, как у меня встает, когда я думаю о твоем вкусе, твоем запахе, твоем теле, тающем как воск, под моими пальцами»).
Дамы были в понятном шоке. Но они были также в шоке от восторга. Стены гостиной Уитли-Холла сотрясались от периодических взрывов смеха молодых женщин, столпившихся около мисс Танниклифф, которая сидела с видом королевы при дворе. Ее лицо залила краска, однако она продолжала читать письмо низким и дрожащим голосом. Время от времени она останавливалась в середине предложения и прижимала палец к губам в тщетной попытке успокоить свою аудиторию, не обращавшую на нее никакого внимания.
- Этот человек ужасен! – смеялась одна гостья.
- Он преступник!
- Негодяй! Его должны арестовать!
В действительности ни одна из дам не желала этого. Каждая из них наслаждалась пламенными посланиями от поклонников, но вся их вместе взятая страсть не пылала столь ярко, как то, чем они упивались сейчас. Письма от безумно влюбленных джентльменов, которые поочередно ознаменовывали головокружительный роман или бездну отчаяния (на которые способны, конечно, только «настоящие любовники»), были постыдно скучны по сравнению с дерзкими декларациями, каким-то образом попавшими в руки мисс Танниклифф. Откровенность, безудержность, надменность и особенно сила авторских выражений загипнотизировала их и удерживала в состоянии греховного и благоговейного страха.
- Эта «Э», кем бы она ни была, должна постыдиться себя!
- Искренне надеюсь, что это не ты, Элиза!
- Или ты, Эстер!
Бедные Элизабет и Эстер (а также одна юная леди по имени Эжени) были вынуждены защищать свою честь, хотя втайне каждая задавалась вопросом, каково это быть объектом столь сильных чувств. Однако всё было лишь безобидной шуткой, и они воспринимали «возмущенные» обвинения своих подруг с большой долей юмора, смеясь наряду с ними.
Шум внезапно стих, когда в дверь постучали, и младший брат мисс Танниклифф просунул свою голову в дверной проем. Стоявшие дамы быстро выпрямились и притворились, что стряхивают пыль с платьев. Сидевшие уставились в потолок, изображая возникший интерес к панелям из слоновой кости. Некоторые смотрели на свои туфли, другие рассматривали ногти.
- Что, милый? – спросила мисс Танниклифф со снисходительной улыбкой, всегда предназначавшейся ее брату.
- Мама жалуется на шум.
- Конечно, - она моргнула, в то время как ее брат заколебался. – Что-то еще?
- Нет, ничего.
Он нервно и неловко улыбнулся ей и, опустив голову, исчез за дверью.
Мгновение в полной тишине дамы смотрели на дверь, прежде чем повернуться к друг другу.
- Он такой милашка, твой брат, - заметила рыжеволосая леди в веснушках. – Осмелюсь сказать, он весьма выгодная партия.
- Именно так, хотя должна сказать, что лишь кто-то с таким же спокойным темпераментом, как у него, мог бы составить ему пару. Не могу себе представить, как бы он пережил роман с леди, которая, ну, ничем не лучше дикого зверя.
Мисс Таннеклифф помахала письмом в подтверждении своих слов. С ней согласились. По гостиной прокатилась волна всеобщего одобрения робкого молодого человека. Затем все вернулись к своему занятию, заставив мисс Таннеклифф прочесть до конца скандальное письмо под звуки «возмущенного» хихиканья.
Двое молодых людей шли по залу, унося ноги, как можно дальше от гостиной. Их желанием было исчезнуть в другой стране, если возможно, но этот план был слишком радикален, и они не были к нему готовы. Они перешептывались, низко опустив головы, чтобы лучше скрыть пунцовый румянец, окрасивший их щеки.
- Не думаю, что нам удастся вернуть письмо, - сказал Эдмунд Танниклифф. – Джейн, вероятно, решила, что оно - ее новая игрушка.
- Проклятье, - прошипел Пол. Он вздохнул, плечи его поникли. – Слава Богу, я не написал наши имена полностью.
- Да, слава Богу, - ответил Эдмунд. – Не могу поверить, что моя сестра и ее подруги читают…
- Знаю, прости меня. Я написал его сразу же после твоего ухода той ночью. Я был все еще – возбужден.
- Ты не виноват. Не понимаю, как я оставил его на скамейке в саду.
Было еще кое-что, за что Эдмунд был благодарен – бал в тот вечер, когда он получил письмо, присутствие нескольких гостей, сделавших загадкой идентификацию «Э». Его благодарность также включала осторожного наемного посыльного, знавшего кому следует доставить письмо, несмотря на анонимность адресата, хотя он – в момент замешательства, вызванного возбуждением, которое породило в нем письмо Пола – имел глупость оставить письмо, поторопившись в свою спальню, чтобы снять напряжение.
Он с трудом представлял, что его сестра и ее подруги сейчас говорят о том, каково это быть привязанным к кровати Пола – или скорее П. – шейным платком после хорошей порки. Эдмунд слегка закашлялся. Это был один лучших моментов, которые он когда-либо переживал в спальне Пола. В конце концов, он всегда был падок на экзотику.
